Форум » Учимся писать прозу » Константин Крылов - Насилие и зло в художественной литературе » Ответить
Константин Крылов - Насилие и зло в художественной литературе
Elenalta: Константин Крылов Насилие и зло в художественной литературе Взявшись за подобную тему, не грех начать с оговорок. Прежде всего, в данном тексте мы не пытаемся рассматривать вопросы, касающиеся природы насилия и источников зла. Речь пойдет о том, как изображаются насилие и зло в книгах. Мы возьмемся за рассмотрение с замечаний по поводу интереса ко злу и насилию в литературе, потом разберемся с некоторыми типичными сюжетными коллизиями, и, наконец, обратимся к символике насилия и зла (а равно и их противоположностей), встречающейся в мировой литературе. При этом мы будем интересоваться не литературной экзотикой, а, наоборот, прежде всего нормой. По этой причине мы постарались избавиться от "вороха скверных цитат", и ссылались на конкретные произведения только там, где без этого действительно не обойтись. I Художественная литература устроена, как вселенная Эмпедокла: основные действующие силы в ней - любовь и вражда. Разумеется, любовь и вражда могут быть к чему угодно и какими угодно (даже к себе самому), но это именно любовь и вражда, движущие силы литературной ойкумены. Конечно, книги пишутся не только об этом: по ходу повествования может приключиться всякая всячина - герои прикалываются, думают о высоком, едят жареных поросят с хрустящей корочкой, штукатурят потолки, рожают, ездят на извозчике или авто, любуются пейзажами или морским побережьем, умирают, пишут книги о Древнем Востоке, и "много чего еще". Но, как бы ни была прекрасна цветущая сакура, как бы загадочно ни мерцала луна в оливковых водах залива, все-таки книги пишутся о любви и вражде, остальное - соль, перец и приправы, грубые или изысканные, ароматом и вкусом которых можно восхищаться, но и только. Литература пишется людьми, для людей, и, last not least, о людях - пусть даже в тексте речь идет о белых медвежатах, жителях Сириуса или еще о чём-то невнятном... В этом смысле увлечение экспериментами с "формой как таковой" - нечто вроде попытки пообедать содержимым сахарницы и солонки. Неудивительно, что после какого-нибудь постмодернистского "текста" отчаянно тянет на "Санта-Барбару". [1] II Крайними, предельно конкретными формами физического выражения любви и вражды - что в книгах, что в жизни - были и остаются секс и физическое насилие, то есть - соединение двух тел и уничтожение одного тела другим. При этом, если задать детский вопрос - а что сильнее волнует? - пальму первенства придется отдать все-таки насилию. Агрессивность сильнее сексуальности, адреналин легко забивает тестостерон. Как бы там ни ёрзал старина Фрейд, секс - далеко не "основной инстинкт". Куда там! Ну слабо, слабо ему тягаться с Главной Человеческой Страстью - желанию расквасить ненавистное рыло (а еще лучше - вырвать печень) ближнего своего! Неудивительно, что мировая литература буквально переполнена сценами насильственной смерти. Это касается как современных триллеров, так и древнейшего эпоса: со страниц "Илиады" льются реки крови. Прежде чем изготовиться проливать крокодиловы слезы над несовершенством человеческой природы, или затянуть бодрое don't worry, beeeee happy, следует хотя бы разобраться, по каким случаям возникает настоятельная потребность съездить соседу по сусалам. Ну что ж. В общем, ежели хорошо подумать, есть всего четыре ситуации, когда один человек нападает на другого. Первый -потому что "просто хочется": чтобы сбросить напряжение, чтобы выместить на ком-то обиду или злость, чтобы чем-нибудь заняться, просто от скуки - ну, что называется "руки чешутся". Жертвой может оказаться кто угодно - буквально "кто под руку подвернется". Не надо недооценивать такие мотивы: бывает, бывает, как еще бывает-то... При всем том, это, что называется, "не со зла". Иной раз - особенно когда один другого стоит - такого рода эпизод обходится даже без обид: ну, столкнулись два поддатых мужика, ну, начистили хари друг дружке... утром встретились, морды опухшие, "привет, Ванек, ты уж прости за вчерашнее...", "да ладно-ть, будет с тебя..." - и вместе к третьему на опохмелку... "Не со зла". Хотя, бывает, что и досмерти. Есть и другой случай, тоже подпадающий под категорию "не со зла": нападение, скажем так, вынужденное - ну, скажем, "по долгу службы" или "заплатили". Гладиатор, рубящий в капусту соперника; полицейский, заламывающий хулигана; наемный киллер с калашом, прошивающий "мерс" очередью - все они, в общем-то, "просто работают". Делают дело. "С огоньком" они это самое, или нет - это их проблемы. "Ничего личного", как говорят америкаши. Просто такая работа. Совсем другое, если морду хотят набить "за дело" - сосед ночью лазил на мой огород, положил глаз на мою бабу, или просто мужик неприятный (это тоже повод). Здесь главное то, что злоба направлена на кого-то конкретно и по конкретному поводу. Хочется урыть именно этого мужичонку, и вот потому, что мне от него какой-то вред (неважно какой - то ли он корову у меня выдоил, то ли хата у него лучше, то ли на него просто смотреть противно - все одно). Здесь, однако, есть одна тонкость. Из того, что между двумя людьми сложились плохие отношения, еще не следует, что кто-то из них сам по себе плохой человек. Вовсе нет. Просто "пряников на всех не хватило". Оба человечка, может, сами-то и "ничего" - просто так уж получилось, что хотят они одного и того же, а на двоих это не делится. Типичный случай - когда два парня бегают за одной девкой. И оба-то молодцы кудрявые, веселые, по жизни славные, а сцепиться из-за той девки могут до полного смертоубийства. Ну что ж тут поделаешь. "Их дело". Но бывает и так, что дело совсем не в отношениях. Бывают же плохие люди. Злые люди. Подлые люди. Ублюдки. Это уже не "отношения такие" - это свойство человека. "Вот он подлец". И от его присутствия, от одного его вида, от его гнусной ухмылки, становится мерзко на душе, и ты понимаешь, что такие жить не должны. Не должны, и все тут. Раздавить бы гадину... Именно такая ситуация и называется "противостоянием Добра и Зла". Здесь важно то, что Зло не обязательно вредит тому, кто бросается его уничтожать. Зло нужно уничтожать просто потому, что оно - Зло. Ибо оно всеобще: настоящее Зло наносит ущерб не одному человеку, не двум, не трем, и даже не всем людям на планете, но чему-то большему, чем они все, а именно - законам жизни и самой жизни как таковой. А ведь и в самом деле. Есть, есть разница между "он мне мешает" и "он подонок и мерзавец". Вред, наносимый одними людьми другим - относителен, он касается только их, это, так сказать, "их дело". Свободная конкуренция. Борьба за существование. Се ля ви. А вот когда в мир приходит настоящее зло... тут уж всякая конкуренция побоку. Все разборки подождут. Личные счеты потом. Всё потом. Вставай, страна огромная. Вставай, весь мир. Вставайте все. Раздавите гадину. III Вообще говоря, указанные нами четыре варианта ситуаций насилия ("плечо зудит", "работа такая", "он мне мешает" и "раздавите гадину") можно и не вычитывать из вороха книг, а получить формальным способом. Это выглядит примерно так. Насилие предполагает, как минимум, две стороны: того, кто нападает (агрессора), и того, на кого агрессия направлена (a propos, не будем использовать слово "жертва", поскольку оно автоматически вызывает прилив сочувствия). Итак, есть две стороны, А и Б. Почему же А нападает на Б? В чем дело? В А? В Б? В отношениях между А и Б? Или в отношениях А с чем-то или кем-то другим? Если дело в самом А, то это наш первый случай (просто у А чешутся кулаки). Если дело в отношениях А с чем-то или кем-то на стороне, то это второй случай (А кто-то использует в своих целях, неважно как и почему). Если в отношениях между А и Б, так это третий случай. И, наконец, если дело в самом Б (он, так сказать, вызывает желание его уничтожить, причем не только у данного А, но вообще у большинства нормальных людей), это случай номер четыре. Можно даже построить красивую табличку, и показать наглядно, что других вариантов нет. Но не будем забывать, что мы, все-таки, говорим о литературе. Не ее дело разбирать подобные вопросы. Ее дело - изображать, как такие вопросы решаются ее героями, изображать по возможности увлекательно, и при том более-менее достоверно. Так вот, обратимся к тому, каким образом в книгах выглядят конфликты такого рода . Неважно, какое место в сюжете занимают подобные эпизоды и "что автор этим хочет сказать". Будем обращать внимание именно на то, как это изображается. Начнем с самого распространенного, а именно с третьего случая. Так вот, когда в какой-нибудь хорошей книжке изображается "конфликт интересов" в чистом виде, сразу обращаешь внимание, до чего похожи друг на друга враждующие стороны. Он увел мою корову, я за это спалил ему овин, а он, сволочь такая... и т.д. Как правило, силы примерно равны (иначе становится неинтересно), но ни один не лучше другого. Разумеется, читатель сочувствует одной стороне (разумеется, той, о которой, или от имени которой, ведется повествование), но, в общем-то, они взаимозаменимы, как черные и белые фигурки в шахматах. Действуют они тоже примерно одинаково. Читатель болеет за одного из парней примерно так же, как можно "болеть за Спартак": он никогда не забывает, что это все-таки игра, пусть даже "большая игра". Даже самый-самый фэн какого-нибудь футбольного клуба и в самую бредовую минуту не пожелает, чтобы с лица Земли исчезли бы все остальные клубы... потому что тогда "футбола не будет". Так и здесь. Даже сами враги-конкуренты, в общем-то, не хотят уничтожения друг друга; иначе игра лишится смысла. Полное уничтожение равного по силам противника оставляет горький осадок на душе: все-таки это был достойный противник... Иногда они могут даже друг другом искренне восхищаться, как киплинговский английский офицер и бунтовщик Камаль... а зачастую они и вправду друзья, и пусть даже Джо (в белом смокинге) всаживает пулю в соперника Джима (в черном фраке), он, в общем-то, делает это только потому, что "другого выхода не было". Ах, если б ты, Джим не посягал на руку прелестной Гвендолен, так и остались бы лучшими друзьями... но она выбрала меня, а ее отец настаивал на тебе... Прости, Джим. Мы назовем нашего первого сына твоим именем... Бедный Джим. Sorry. Совсем другое дело, когда изображается - опять-таки возьмем для простоты "чистый случай" - столкновение Добра и Зла. Первое ощущение: здесь сталкиваются разные силы. Конфликта интересов может и не быть, причина столкновения - именно в том, что они разные, и не могут уместиться вместе на одной планете. Примирение невозможно, спортивное поведение неуместно. Враг должен быть сломлен и уничтожен, все остальное - полумеры. Это не Олимпийские игры. По старому обыкновению, тех, кто берется за это, называют героями. Не надо путать героя и праведника - это разные персонажи. Праведник творит добро и не делает зла. Герой уничтожает зло, но из этого не следует, что он сам его не творит. Иногда героями становятся довольно скверные люди, бузотеры и грубияны, а то и настоящие преступники, - не говоря уже о том, что герои сплошь и рядом неприятны в общении и неудобны в быту. Удивительного в этом ничего нет. Вспомним, опять-же, наши четыре разновидности насилия, уделив внимание первым трем. Природная склонность к насилию (первый случай) вовсе не противоречит желанию "разобраться с гадиной", а иногда даже может и поспособствовать таковому. Разумеется, даже робкий человек в некоторых случаях начинает махать кулаками, но все-таки портосовское "дерусь, потому что дерусь" здесь бывает более уместно... как, впрочем, не помешает и определенный профессионализм в области насилия (второй случай). Сложнее всего, как ни странно, с третьим. Герой очень часто выглядит (да и является) антиподом нормального, блюдущего свою выгоду человека, и строящего козни противнику лишь потому, что тот ему мешает его делам. Герой - это идиот, который лезет не в свои дела. Просто потому, что "нельзя терпеть". Тут-то, однако, и начинается самое интересное. При столь резкой (до "нельзя терпеть") несовместимости между Добром и Злом мы вдруг встречаемся (NB - разумеется, речь идет о литературе!) со странным стеснением сил Добра в используемых средствах борьбы. А именно - есть вещи, которые применить вроде бы и чешутся руки, но - нельзя... Нельзя, например, бить в спину. Нельзя предавать. Нельзя то, нельзя это. Нельзя. Аргументация очень любопытна: "тогда я стану таким, как они". Вообще, у Добра и Зла есть свои, так сказать, традиционные методы борьбы друг с другом, свои привычки, повадки, и даже излюбленное оружие. Об этом последнем - несколько подробнее: именно на таких примерах можно что-то понять. Так вот, обратим внимание на такой мелкий технический момент, как излюбленное, собственное оружие Сил. Разумеется, в сложной ситуации и Добро, и Зло пользуются тем, что попадется под руку - ну хоть палкой или камнем, если уж нет ничего другого. Зло и Добро палят друг в друга из аркебуз, дырявят друг друга стрелами, но все-таки, если можно выбирать, известно, что они выберут. Перечитайте любимые книги - с этой точки зрения. И станет видно: оружие Добра - Меч, оружие Зла - Яд. Яд - излюбленное средство Зла, которым Добро не пользуется почти никогда (еще раз напоминаем, что речь идет о литературе!) Яд - подлое оружие; его применяют тайно: подсыпают в чашу с вином, или вливают в ухо спящему. Но и само действие яда - тайное: яд невидимым образом разрушает тело изнутри. Он проявляется вовне - подозрительной синевой, пеной на губах, судорогами - в последнюю очередь, когда все внутри уже убито. Яд распространяется из глубины - наружу. Напротив того, меч поражает врага извне. Хороший удар пробивает кольчугу, рассекает корчащееся тело врага, и достигает его сердца. Меч невозможно скрыть (подлые удары наносят скорее кинжалом с отравленным лезвием). Сражение на мечах - это сражение лицом к лицу, жестокое, но честное. [2]. С другой стороны, меч страшен только тому, против кого он обращен. Чем крепче герой держится за рукоять своего Экскалибура или Дюрандаля, тем лучше. Меч - любимец своего владельца, зачастую он носит имя, он больше похож на живое существо, чем на вещь. Напротив, яд опасен и для самого отравителя. Яд, в некотором смысле - потустороннее вещество: он может в любой момент убить самого отравителя, если тот не будет достаточно осторожен. Продолжая сравнение, можно сказать, что яд - нечто вроде злого духа, вызванного заклинаниями из Внешней Тьмы, духа связанного, но всегда опасного и непредсказуемого. Яд заключают в склянку с притертой пробкой, как сказочного джинна в кувшин, или хранят в перстне, под охраной драгоценного камня. Интересно отметить, что подобное отношение к средствам насилия распространяется не только на людей. Почему-то крупные хищники с их зубами и когтями вызывают не только страх, но и восхищение - даже у тех, кто знаком с ними не понаслышке. "Лев хороший и красивый", говорят зулусы, у которых львы похищают скот; а европейские рыцари благоговейно изображали львов и медведей на своих щитах и знаменах. Но отношение к ядовитым тварям всегда было одинаковым: даже альбигойцы, постники и аскеты, считали грехом убийство любого живого существа за исключением змеи. И за великими образами Меча и Яда нам видятся иные, древние тени - тех времен, когда оружие было живым. Меч - это, собственно, искусственный коготь или клык, яд - это созданное в реторте алхимика жало. Верный Меч и Коварный Яд - ни что иное, как иные обличья Собаки и Змеи, старейшего помощника человека и старейшего его врага. Это может показаться странным. Собака давно уже считается "нечистым животным", а змея, напротив, довольно-таки популярна в качестве символа "мудрой восточной мудрости". Любопытно, что, согласно православным обычаям, собаке нельзя давать человеческое имя и впускать в церковь (а вот кота, наоборот, можно было назвать Васькой и держать хоть при алтаре). Впрочем, до змеепоклонничества Церковь не доходила - отчасти из-за слишком глубокого отвращения к ползучей твари, отчасти из-за известного библейского эпизода, однозначно указывающего, кто именно обычно предпочитает обличье пресмыкающегося. Впрочем, мудрая индийская цивилизация обожествила "нагов" - хотя, надо заметить, на пользу ей это не пошло (и, видимо, поделом). Все это, однако, неудивительно. Старые и благополучные цивилизации (как и отдельные люди) склонны забывать о своих более уже ненужных друзьях, и проявлять все больше благожелательного интереса к врагам, которые кажутся уже безопасными... Вряд ли хоть кто-нибудь сейчас, глядя на овчарку, гоняющуюся за брошенным мячиком , вспомнит о том, что перед ним - потомок героев, о которых в "Авесте" сказано: "защищающие стада собаки взойдут на небо вместе с людьми". Еще чего! Собачья преданность хозяевам давно уже стала синонимом подлой услужливости и сервильности... то ли дело внутренне свободные существа, не знающие ни преданности, ни благодарности! И глубоко символичен тот факт, что среди обогатевшей приблатненной шоблы вошли в большую моду разного рода экзотические пресмыкающиеся гады, вроде крокодилов, а из собак они предпочитают держать мерзких полусумасшедших стаффордов и питбулей... Но, впрочем, и собака, и змея - тоже символы, а именно - символы определенных отношений. Так, собака верна своему хозяину, иногда до глупости, до смешного, но такова уж ее природа. Мы говорим о "собачьей преданности", так вот, собака - это преданность. И, наоборот, змея - это предательство. IV Здесь мы попытаемся коснуться очень сложной темы, а именно того, как обычно выглядит (в книгах) обращение человека ко злу. Прежде всего, это именно обращение. Человек не создан для зла. Не то, чтобы он был "по природе хорош" (на этот счет никто иллюзий не питает), дело совсем не в этом. Но каждый человек - просто по праву рождения человеком - считается "записаным" в некое "воинство добра", как дворянские дети в полк. Он может быть плохим солдатом, может отсиживаться в тылу, или даже позорно струсить в бою - все это, увы, бывает, но для того, чтобы дезертировать, перейти на другую сторону, необходимо нечто большее. А именно: необходимо сознательно предать своих и перейти на службу Врагу. Злой человек - это враг всех людей, а не только тех, кому он в данный момент непосредственно мешает. Причины такого предательства довольно однообразны. Человек, проигрывающий в честном соперничестве, обуреваемый обычными человеческими страстями (страхом, жадностью, еще чем-нибудь таким), а иногда просто по глупости, может обратиться к неким "недозволенным приемам", даже, скорее, неким силам, только и ждущим, когда их позовут, и всегда готовым к услугам (и, кстати, честно выполняющим свои обещания). Однако общение с ними не проходит бесследно. Ширли-мырли с Настоящим Злом всегда кончаются одинаково: приходится расплачиваться, а берет оно известно чем. Рано или поздно приходится отдать ему душу. Платон (вообще-то человек, скажем так, неглупый) как-то сказал, что никто не совершает зла добровольно. Над этими словами смеются уже которое тысячелетие, а ведь напрасно: отец философов пытался уловить нечто вполне реальное. Воля злого человека не свободна: он одержим злом, как больной заражен своей болезнью. Этот яд отравляет не только жертву, но и самого отравителя, как бы он ни пытался уберечься от этого. Тот, кто прибег к помощи Зла и поклонился Змее, не останется таким, как был. Он обратился к силам, намного превосходящим силы его подлой душонки, и - рано или поздно - эти силы попытаются или подчинить его себе, или уничтожить. Змея рано или поздно или подчиняет себе, или предает всех тех, кто доверяется ей и берет ее на службу. V ...Оставлю на минутку литературу ради одной вполне реальной истории. Однажды мне пришлось помогать приятелю в очень неприятном и изматывающем деле: хлопотах по устройству похорон. Хоронили бабку. Родственники, измученные ее выходками, даже не пытались изображать какую-либо скорбь. Честно говоря, старуха была омерзительной стервой, изобретательно и с подходцем изводившей несчастную семью как только возможно. Теперь она была мертва, наконец-то мертва, и вся семья вздохнула с облегчением. "Я не знаю, как я ее не убил" - почему-то шепотом говорил мне приятель, косясь на перевязанный простыней ком мятого тряпья: все бабкины носильные вещи единодушно решили выбросить. Я как-то задумался: в самом деле, старуха была омерзительно живучей, если б можно было ее как-нибудь устранить, это решило бы все проблемы... и поймал себя на этой самой мысли: "если б можно". Гадкую бабку было не жалко ничуть, терпеть ее было невозможно, избавиться от нее было бы спасением, но вот убить ее своими руками... нет, просто руки не подымутся. А если даже и "сделать дело", получится ведь как у Раскольникова... Спервоначалу я подумал о треклятой иудеохристианской морали, воспитавшей нас в этаком многотерпеливом духе. Ан нет, язычники чувствовали нечто подобное даже сильнее, чем мы - иначе "Орестея" никогда не была бы написана. Этого делать нельзя, даже если на это есть множество причин. Нельзя убивать человека, даже если от него никому вокруг нет никакой радости. Потому что дело не в нем. Запреты такого рода защищают не людей. Речь идет о чем-то большем. Много большем. О чем же? Как бы это объяснить... В прекрасном американском фильме "Total Recall" есть сцена, специально посвященная этому вопросу. Действие происходит на Марсе, внутри искусственного города, покрытого стеклянным куполом. Хороший парень Шварценеггер убегает от плохих парней, которые хочут его уделать. Удирая от них, он спускается по стеклянному куполу куда-то вниз. Тут его и настигают. Один супостат с удовольствием прицеливается из бластера, поводит дулом - бедный Шварц перед ним как на ладони... ща пальнет... и другой супостат бьет его по руке, крича - "Ты разобьешь купол!" Нет, он не тайный друг Шварценеггера, он просто хочет жить. Там, за стеклом, пустота, и если стекло разобьется, ласты склеют все, и хорошие парни, и плохие... Если живешь в стеклянном доме, не следует кидаться камнями, тем паче начинать стрельбу. Вот и все основание для братолюбия. С разборками между людьми надо быть поосторожнее только потому, что они могут нанести вред всему человечеству... стуча головой ненавистного ближнего по стеклу купола, отделяющего нас от Ничто, мы ставим под угрозу не его жизнь, и не свою даже, а всех. Именно это останавливает нашу руку, когда хочется прихлопнуть какую-нибудь "гаду", кривляющуюся перед самым носом... В нашем мире полным-полно пакостных, отвратных людишек, чья смерть никому не доставит никаких чувств, кроме облегчения. Но вот убить самому такого... даже если б это сошло бы с рук... что-то останавливает - и отнюдь не любовь к этому самому ближнему, если понимать слово "любовь" буквально. Некоторых ближних невозможно не то чтобы любить, а даже выносить. Такая любовь, если б она имела место, была бы скорее диагнозом. Нет, нас останавливает чувство невидимой границы, хрупкой стены Дома Жизни, которая может рухнуть, если мы будем бить по ней головой врага. Поэтому нет ничего удивительного, что вокруг нас ползает полно пакости, чьей смерти (когда она таки случается) мы искренне радуемся (и как еще!), но которых мы ни за что не стали бы умерщвлять собственноручно... Конечно, в случае принятия подобного объяснения мы попадаем в сложную ситуацию. Так, например, при некоторых обстоятельствах физическое уничтожение "ближнего" (и даже "ближних" ан масс) становится прямо-таки богоугодным делом. Представим себе тот же самый стеклянный дом. Если "ближний" собирается залепить кирпичом в стенку, его надо остановить, как угодно и чем угодно, и тут уж приходится рисковать. В общем-то, всегда есть риск, что в пылу борьбы ты разобьешь стенку стеклянного дома - и есть еще больший риск, что это сделает он. Ну что ж, действительность именно такова. Так, например, можно (а иной раз, увы, и нужно) отпустить с миром вредного человечка, навредившего (пусть даже очень сильно) тебе лично - но нельзя прощать и оставлять в покое врагов отечества и уж тем более врагов человечества. Можно (а иногда и необходимо) молча, без злобы и ненависти, перенести тяжелое горе, причиненное тебе ближним - но не нарушение им законов чести и справедливости. Итак, получается, что законы и правила, вроде бы защищающие человека от человека, на самом деле вовсе не имеют отношения к людям? Да. Они защищают не людей. Они защищают то, что защищает каждого человека: невидимую стену, купол, черту. Ограду, отделяющую нас от Ничто. Стоит сказать, что Ограда пролегает вне человека. Это - нечто, прикрывающее спину каждого из нас, но не являющееся нами самими. Она - за спиной каждого человека, но не в нем самом. В человеке, наверное, есть много всего - и пакостной дряни, и скрытых сокровищ - но Стена находится за нами и вне нас. И за ней - Внешняя Тьма, где плач и скрежет зубовный. Следует обратить внимание на то, что нравственный закон и Уголовный Кодекс запрещают не смерть, а убийство - а большинство религий даже и убийство самого себя. Человек умер - это печально, но, в общем, "все умрем". Человека убили - это совершенно другое дело... Такое впечатление, что между "естественной" и "насильственной" смертью есть какая-то очень существенная разница... Кажется, что при насильственной смерти (правда, не всякой - смерть и убийство врага в честном бою почему-то почетна и допустима [3]) Стена пробивается, и через пролом в наш мир может вползти что-то извне, как Наг у Киплинга вползал в дом по случайно оставленному лазу... Нечто прозрачное, точнее - призрачное, проникает в наш мир и заражает его. VI И мы опять возвращаемся к древним образам насилия: Мечу и Яду. Яд и его носительница, Змея, - действительно потустороннее создание, приходящее из Внешней Тьмы. Впрочем, она не столько темная (в вульгарном смысле плотной черноты), сколько невидимая. Напротив, Меч и Клык - воплощенные лучи света. Сияющий меч в руках защитника небесных ворот - и невидимый, прозрачный яд, сочащийся к нам из-за Стены Мира и заражающий души и тела людей. Свет и Тьма - дальше идти просто некуда... Это даже не "белое и черное". Это условия всякой "выразительности" вообще. Здесь кончаются "выразительные средства литературы", потому что "выражать" уже нечем. Палитра опустела. Примечания: [1] Надо отметить, что и любовь, и вражда - по крайней мере, в литературе - силы притяжения, а не отталкивания. Вражда отнюдь не разделяет врагов - напротив, чем сильнее вражда, тем сильнее желание "сойтись", хотя бы для того, чтобы победить врага, унизить его, отнять у него все ценное, наконец, прикончить (то есть "занять его место на земле"). Неудивительно, что два вечных сюжета мировой литературы - путешествия влюбленного, ищущего пропавшую возлюбленную, и преследование мстителем ненавистного врага - так похожи, что легко сливаются в один сюжет: погоня за похищенной любимой и коварным похитителем (причем еще неизвестно, что важнее: вернуть коханую или примерно наказать супостата). Литература почти не интересуется тем, что разделяет людей. Нельзя написать роман о взаимном отвращении - сколь бы часто оно не встречалось в реальной жизни, это "не сюжет". Любая книга -так или иначе - одиссея, потому что любая книга в конечном итоге посвящена встрече и возвращению (неважно, состоявшемуся или нет); расставание - всего лишь необходимое условие, прием, но ни в коем случае не тема. [2] Именно поэтому сознательное переворачивание этого отношения производит столь сильное впечатление. У Александра Дюма Диана де Меридор убивает виновных в смерти Бюсси с помощью "аква тофана" именно потому, что Дюма неодобрительно относится к мести и пытается показать нам, что любая попытка мщения, даже праведного, неизбежно приводит ко злу. Не случайно тема яда возникает (хотя и не используется) и в "Графе Монте-Кристо", книге, специально посвященной мщению. Напротив, у Шекспира, считающего отмщение моральным долгом (пусть и очень тяжелым), "все правильно": зло пользуется ядом, добро вооружено шпагой. [3] Как известно, большинство религиозных учений категорически осуждают самоубийство. Заметим, что никаких рациональных причин для этого вроде бы нет. Каждый вправе сам распоряжаться своей жизнью и смертью. Это правда - но правда и то, что, убивая себя, человек может причинить такой же вред Ограде, своему участку Ограды, защищавшей его самого... и поэтому самоубийство считалось отвратительным. Тем не менее это можно обойти: так, нравственно допустимыми считаются некоторые странные и мучительные виды самоубийства, типа харакири, нечто вроде "честного боя" с самим собой.
Ответов - 1
Elenalta: Константин Крылов – 28.02.1998. Волшебство и политика: миры фэнтэзи как новый общественный идеал Для начала - немного "о птичках". Одним из "чисто человеческих" свойств - наряду со стыдом и способностью смеяться - является воображение, эта удивительная и непонятно зачем данная способность представлять себе невозможное. При всем том нет ничего хитрого в том, чтобы вообразить "несуществующее": то, чего здесь нет, но что вообще-то "бывает". На это способен и котенок, играющий с клубком шерсти: он прекрасно понимает, что это не мышь, не пытается его съесть - но все-таки бегает за ним как за мышью. Мыши, однако, водятся и на самом деле. Человеческое воображение - другая, высшая способность, так сказать, второго порядка: оно пытается выдумать то, чего не просто нет, но и быть-то не может; представить "невозможное возможным". Более того, с завидным упорством воображение пытается перепрыгнуть через каждую придуманную им небывальщину в поисках еще более поразительной нелепости. Котенок вряд ли способен вообразить себе кентавра - и тем более океан Соляриса. Более того, ему и в голову не придет усердствовать в этом странном занятии. Судя по всему, воображение - что-то такое, что призвано дополнять другую чисто человеческое свойство, а именно логику, рациональность, то есть способность разоблачать и разрушать образы путем доказательства их невозможности. Логика судит действительность по законам возможного. Логика - это прежде всего способность не верить глазам своим, даже если увиденное прямо-таки гипнотизирует своей очевидной убедительностью. Человек видит змею, ему даже кажется, что она шевелится - но он знает, что здесь не водятся змеи, что встретить здесь змею невозможно, и убеждает себя: "скорее всего, веревка". Но - увы и ах, наши способности ограничены, в том числе и эти две. Человек не может быть полностью логичен - но и его воображение не беспредельно. Мы не можем вовсе искоренить невозможное - но, с другой стороны, не способны и вообразить нечто совсем уж из ряда вон. Как не бейся головой о стену, какие грибочки-мухоморчики натощак не вкушай, как не дыши холотропно, а все равно квадратный шар не выдумаешь. Разумеется, попытки вообразить и описать квадратный шар во всей его красе не прекращаются и не прекратятся никогда. Каждый раз, однако, выясняется, что шар все-таки круглый. Поэтому истинной целью литературы - в первую очередь, конечно, литературы фантастической - является не просто вымысел, а вымысел правдоподобный, вымысел достоверный, то есть невозможное, замаскированное под возможное. При этом дозволяется как угодно дурачить и любыми способами сбивать со следа нашу "внутреннюю ищейку" - логику, лишь бы только она не путалась под ногами и не мешала обливаться слезами над вымыслом. Казалось бы, рождение такого литературного течения, как "фэнтэзи", было обусловлено желанием в очередной раз проверить силу воображения. В отличие от science fiction, с ее всем опостылевшей привязанностью к машинерии, фэнтези вроде бы предоставляет его творцу полнейшую свободу, поскольку легализует свободное и неограниченное применение любых чудес, начиная со сказочных и вплоть до тех же самых технических. Правда, конструкции из очень уж податливого материала легко рассыпаются - но авторам не возбраняется накладывать на себя любые ограничения, любые вериги, лишь бы достичь желаемого результата, то есть построения "еще одного возможного мира", в котором можно было бы жить и дышать хотя бы часа два без громкого противного тявканья "внутренней ищейки". Однако же, после многих - и каких! - трудов выяснилась поразительная вещь. А именно: все более-менее жизнеспособные фэнтезийные миры неизменно оказываются необыкновенно похожи друг на друга, притом куда как более, чем даже бравые космические империи с их звездолетами-гравилетами и бластерами-шмастерами. Такое впечатление, что все (да-да, именно все!) творцы фэнтези, погружаясь в свои волшебные грезы, с завидным постоянством оказываются в одном и том же месте, ныне уже исхоженном нами, читателями, вдоль и поперек. При этом все попытки очередного бедолаги-сусанина вывести нас из этих (воистину заколдованных) краев еще куда-нибудь обычно заканчиваются ничем: автор просто попадает туда, откуда пришел. Итак, перед нами Магический Мир. Корректнее всего будет называть его Средиземьем. Во-первых, ad majorem gloriam JRRT. Во-вторых, это название почему-то очень подходит данной местности, так что подавляющее большинство авторов называют ее "как-то так" или "что-то вроде". Самое простое - считать, что это и есть ее настоящее имя. Итак, Средиземье находится, выражаясь языком science fiction, на планете земного типа, с водой и сушей, с хорошо выраженной сменой сезонов, и довольно ровным климатом, соответствующим нашей средней полосе. Все вроде бы пристойно. Однако есть важное отличие: Средиземье - геоцентрический мир. Чувствуется, что здесь именно Солнце и Луна вращаются вокруг Земли, а никак не наоборот. Космология - вполне птолемеевская: наверху - каменное небо и хрустальные сферы. Поэтому какие-нибудь космические путешествия в этом мире вроде бы и возможны (все возможно!), но практически неосуществимы: путешествовать-то, собственно, некуда. Впрочем, путешествия по самому Средиземью тоже затруднены: во-первых, местность сильно пересеченная, во-вторых, этому препятствует его экономическое и общественное устройство. Здесь начинается самое интересное. Вся жизнь Средиземья определяется тем фактом, что в Средиземье существует и успешно функционирует магия - то есть совокупность нетехнических приемов воздействия на природу и живых существ. Разумеется, кое-какая техника все же имеется в наличии (подавляющее большинство жителей ездят на повозках, а не летают на коврах-самолетах), но, по крайней мере, технические приспособления явно не делают погоды. К тому же магия почему-то (ниже мы увидим, почему) враждебна технике и препятствует ее развитию (в каких-то вариантах этому препятствуют "законы магической реальности", а кто-то в открытую пишет, что маги систематически обламывают все попытки создать что-нибудь посложнее колеса и сковородки). Поскольку магия - важнейшая черта жизни Средиземья, следует уделить ей "специальное внимание". Не будем останавливаться на описаниях разного рода магических приемов - здесь царит полнейшее разнообразие, чтобы не сказать неразбериха. Однако во всех описаниях "магического" имеется кое-что общее. Оно-то нас и интересует. Во-первых, магия не требует разделения труда. Магия - то, что может совершить один человек (маг), и не может совершить никто, кроме него. Магия - всегда Деяние, Gestio, причем деяние Одного. Даже если мага окружает сонм помощников, в решающий момент он оказывается один на один с Волшебной Силой (или как она там называется), и в этот миг все зависит только от него. "Магического конвейера" (скажем, ситуации, когда сотня магов каждый день операция за операцией "делают работу") не бывает - разве что в случае совсем уж рутинной работы. Кроме того, каждый акт магии уникален. Есть стандартные заклинания, но они отнюдь не гарантируют результат - в конечном итоге все зависит от мага. Попадаются, правда, магические предметы (разного рода кольца власти и прочие волшебные примочки), с помощью которых вроде бы можно колдовать, но и они, в свою очередь, есть результат Великих Деяний, каждая из этих вещей уникальна, и не может быть воспроизведена. Кроме того, многие волшебные вещи действуют один (или считанное число) раз, после чего "теряют силу", как севшая батарейка. Короче говоря, магия ближе всего к процессу "сотворению шедевра" - то есть к уникальному и неповторимому взлету духа и мастерства. Дело тут не в количестве шедевров, а именно в эксклюзиве: даже если мастер сотворил добрую сотню шедевров, каждый из них неповторим (даже самим мастером). Соответственно, маги находятся в таком же положении, что зачастую приводит к неприятным для них последствиям (так, многие из них попадают в зависимость от результатов собственных усилий, которые они не могут "просто повторить еще раз"). Разумеется, никакой "общепринятой" системы магии не существует. Правда, магии можно научиться. Но, во-первых, для этого нужны особые врожденные способности, без которых никак (впрочем, как и в любом другом деле, так что ничего особенного в этом нет). Во-вторых, магическое знание эзотерично (ну, это тоже не удивительно: какая-нибудь "теория устойчивости" является куда более эзотерическим знанием, нежели любое "калды-балды"). А вот что по-настояшему важно: магия принципиально не является единым знанием. Существует множество магических систем, друг к другу не сводимых и друг в друге не нуждающихся. Иногда их число невелико (скажем, соответствует числу стихий), но каких-то принципиальных ограничений на это в общем-то нет. Наконец, last not least, магия - не просто "работа", но, прежде всего, образ жизни. Маг не похож на обычных людей, он другой, он живет иначе (лучше или хуже, неважно), и не может "слиться" с ними - не потому, что он выпендривается, но потому, что для мага не существует различия между officium и otium, официальными обязанностями и частной жизнью. Маг - всегда маг, а не "с 9 до 6". По определению, магия может все или почти все. Удивительно, но при этом она странным образом бесполезна для хозяйственных нужд. Маги, правда, могут немножечко подсуропить в сельском хозяйстве (скажем, наслать дождь или засуху), или в здравоохранении (вылечить безнадежно больного или воскресить мертвого), но это и всё. Нет ни одного сколько-нибудь интересного фэнтезийного романа, в котором маги занимались бы изготовлением товаров "группы А" или "группы Б". Правда, иногда встречаются какие-то вещи, изготовленные магами, но это всегда предметы роскоши. Экономика Средиземья держится, увы, на физическом труде. Кое-где практикуется рабство, кое-где царит махровый феодализм, имеются и свои "буржуины" (в основном купцы-мореходы). Но в целом уровень жизни большинства населения оставляет желать лучшего (в силу хотя бы того же самого отсутствия сложной техники). Причина такой бесполезности магии "для дела" - как раз те ее свойства, которые перечислены выше. Любая экономическая деятельность требует разделения труда, рутинна, общедоступна, и предполагает четкое разделение на "работу" (для заработка) и "просто жизнь". Магия, если угодно, стилистически несовместима с "приростом первичного продукта" и тем паче "накоплением капитала". Зачем же тогда нужна магия? Ответ довольно прост. Единственная область ее систематического применения - власть. Власть во всех ее видах и проявлениях, и, соответственно, все, что с ней связано, прежде всего война. Развита и даже переразвита боевая и защитная магия, разного рода средства магического воздействия на психику и прочее в том же духе. Разумеется, политическая власть либо целиком сконцентрирована в руках магов, либо невозможна без их услуг. Существуют, правда, светские властители, но само их существование обусловлено административной бездарностью большинства волшебников: они предпочитают посадить на престол какого-нибудь толкового военачальника, навязывая ему свою волю во всех существенных вопросах. Надо сказать, что власть в этих краях ценится чрезвычайно. Можно было бы сказать, что власть - основная и главная ценность Средиземья, оставляющая далеко позади все прочие человеческие страсти, будь то стремление к деньгам или удовлетворению "основных инстинктов". Однако, ценится не всякая власть, а прежде всего власть демонстративная. Атрибуты властителя - роскошные одежды, высокие троны, пышные церемониалы. Разумеется, серые плащи магов - тоже демонстрация: скрытое могущество видно немногим, но это именно скрытое могущество, а не настоящая серость. С другой стороны, лишенный официальных постов, но грозно выглядящий герой имеет в Средиземье все шансы на почет и уважение. Короче говоря, главной ценностью для обитателей Средиземья является ЛИЧНОЕ ПРЕВОСХОДСТВО. Это единственно точное определение того, вокруг чего и ради чего кипят страсти. Нетрудно сообразить, что при таком раскладе Средиземье - довольно-таки неспокойное место: в нем непрерывно кто-нибудь с кем-нибудь да воюет. Установить относительное спокойствие на сколько-нибудь значительной территории планеты совершенно невозможно, и связано это опять-таки с магией: на всякое сильное колдовство обязательно найдется какая-нибудь всеми позабытая мантра, которая успешно его размочалит. На всякий лом рано или поздно находится прием. Возможно, поэтому, Средиземье - на редкость плюралистичное и деидеологизированное общество. Никакой общепринятой (или, на худой конец, разделяемой большинством населения) идеологии нет. Не существует и особого "магического мировоззрения": разные маги верят в разные вещи или не верят ни во что. В некоторых описаниях подчеркивается явное противостояние Сил Добра и Сил Зла, но, если внимательно читать даже самые бескомпромиссно дуалистические книжки о Магическом Мире, то обнаруживается, что эта проблематика во многом надумана и сильно зависит от точки зрения автора. Есть, однако, четко выраженная склонность приписывать злым силам некие "унитаристские" тенденции: как правило, Зло выступает крепко сколоченным "общим фронтом", и ставит себе целью достичь полного и тотального контроля над Средиземьем, а Добро представлено нестойкой коалицией разных сил, стремящихся сохранить прежний плюрализм. В общем-то, это единственные устойчивые признаки "средиземского" Добра и Зла. Зло олицетворяют все те, кто стремятся "всех покорить" и установить повсюду одни и те же порядки, а Добро - все те, кто этому сопротивляется. Отсюда и характерные свойство сил Добра - сварливость и ярко выраженная склонность к выяснению отношений между своими (обычно - в самый неподходящий момент). При этом на стороне Добра довольно часто воюют разного рода бандиты и подонки, а силы Зла - при непредвзятом рассмотрении - иной раз производят довольно благоприятное впечатление (ну, разве что они бывают излишне занудны и чрезмерно любят порядок). Но в общем-то, если честно, все конфликты в Средиземье сводятся к банальной борьбе за власть и престиж, короче говоря - за все то же самое личное превосходство. Ну, а теперь зададим нечестный вопрос, - тот самый, который читателю задавать "нехорошо". Хотели бы мы жить в таком мире? Нет-нет, погодите, оставьте на минутку все наши убеждения, наш гуманизм, демократизм, патриотизм, нашу любовь к технике и науке, нашу мораль и нравственность, хотеться может и плохого, и невозможного, речь не о том, но все-таки - хочется ведь туда, в Средиземье? Да чего уж там... Ja. Si. Yes. Да. Конечно, ДА. Но почему?.. Тут-то чем плохо? Скажем уж честно - мы живем не в худшем из возможных миров. А уж те края, в которых зародился и расцвел жанр фэнтези, вообще напоминают Острова Блаженных. Жизнь на Западе с любой разумной точки зрения не просто хороша, а очень хороша - достаточно вспомнить, что тибетские буддисты одно время вполне серьезно обсуждали, не является ли Европа Западным Раем Амитабхи-Будды. Да что там тибетцы: я сам - не будучи особенно глупым или патологически завистливым человечком - где-то в глубине души до сих пор не могу понять, на что вообще может (в смысле - имеет моральное право) жаловаться человек, живущий на Западе и имеющий хотя бы среднеамериканский ежемесячный прибыток: если он, имея Это Все, еще и недоволен - значит, он просто кретин, или, того хуже, неблагодарная скотина. В Россию ссылать таких надо. Нет, в Монголию. В Бангладеш, мать вашу... Тем не менее недовольство существует. Более того, оно имеет вполне реальную причину. Современный человек в современном обществе чувствует себя глубоко униженным - и никакие радости для телес и душонки, никакое приумножение пожитков и животишек не компенсируют этого унижения. Самое обидное при этом то, что унижение исходит вовсе не от людей - скажем, от злых и несправедливых правителей. О, если бы! С Большим Злым Парнем еще можно как-то пободаться. Но сейчас он бит повсеместно. Современный плебей давно уже обзавелся всеми мыслимыми и немыслимыми правами, так что дело дошло до того, что президент величайшей державы современного мира вынужден опасаться каких-то там разоблачений какой-то там утконосой золушки. Нет, нынешний правитель давно уже стал комической фигурой (примерно как нынешний отец семейства, которого весело и дружно третируют женушка и домочадцы). Впрочем, и плебс тоже не страшен: скорее уж надо опасаться меньшинств, мелких, противных и невероятно наглых. Так что унижение не связано с людьми. Унизительны обстоятельства, в которых современный человек находится. Эти обстоятельства объективны, безличны, но главное - с ними "ничего не поделаешь". Если коротко, человек чувствует себя униженным потому, что лишен даже самомалейшей власти над тремя вещами: над собственной судьбой, над природой и над себе подобными. Начнем с первого. От человека сейчас ничего не зависит. Все, что он делает, касается только его, и важно только для него одного. Так уж устроена цивилизация. Незаменимых нет. Без любого, даже самого крутого профи, в принципе можно обойтись - и еще неизвестно, станет ли от этого хуже. Более того, сам профи тоже не уверен в своей незаменимости: вот придумают завтра какую-нибудь простенькую коробочку с проводками, которая делает то же самое, что и он, только в тысячу раз быстрее и лучше... ну, пусть даже медленнее и хуже, но зато ей не надо платить жалованье. И что тогда? То-то. Или еще проще: то, что ты так хорошо делаешь, в какой-то момент элементарно перестает быть нужным. Ну, хотя бы выходит из моды. Не пользуется больше спросом на рынке. И дальше что? Это обидно? До слез. А кто виноват в этом, чтобы можно было хотя бы проклинать имя обидчика? Да никто. Рынок. Обстоятельства. Фишка так легла. Некого винить, даже себя. С другой стороны, и успех не добавляет самоуважения. Тебе повезло? Ты стал кинозвездой с миллионными гонорарами? Прекрасно, только при чем тут ты? Тебя ж раскрутили. Почему тебя? Может быть - просто потому, что кто-то... ну, скажем, ногу подвернул, и нужно было срочно его заменить, а тут случайно подвернулся ты, и твоя рожица приглянулась кому-то из продюсеров. Опять же - так фишка легла. Современный "успех" настолько зависит от слепой случайности, от "удачи" в худшем смысле слова, что одно это может испортить всякое удовольствие, а самоуважения уж точно не прибавляет. За тебя все решили "обстоятельства", на сей раз "хорошо решили", но ты как был кукленком в руках каких-то непонятных сил, так им и остался. И, главное, так везде и во всем. Ничего нельзя достичь самому, во всем необходима львиная доля везения. А везение - такая вещь, что ему можно радоваться, но не гордиться. Нечем гордиться. Просто нечем. Таким же унизительным делом является, как ни странно, наша хваленая техника. Нет-нет, речь не идет о ее "бездуховности" и "антигуманности", и тем более о том, что она "природу портит". Ну кого это, если честно, гребет?! Нет, дело тут в другом. Техника может дать очень многое, почти все, одного только она не может - она не дает нам ощущения власти над природой. Здесь мы подходим к важнейшей теме. На протяжении всей человеческой истории люди исступленно мечтали о Власти над Миром, и прежде всего - над Миром Природы, прежде всего над Природой, а уж во вторую очередь над себе подобными (иногда кажется, что последнее - всего лишь заменитель первого). А ведь хочется именно этого: ощущать, как тебе повинуются стихии, как небо и земля покоряются твоей воле. А наука и техника... Это, увы, не власть над природой, это всего-навсего систематический обман природы. Мы не можем гордо и величаво приказать стихиям двигаться по нашей воле, мы не можем своей волей вводить и отменять законы мироздания. Нет, мы, как адвокаты-крючкотворы, выискиваем в этих самых законах лазейки, чтобы провернуть какие-то свои делишки. При этом надо выполнять сотни и тысячи разного рода условий, а то ничего не получится, законодательство природы довлеет... результат вроде бы есть, но нет никакого ощущения власти и победы. А техника... Ну сравните сами: вот летит на ковре-самолете волшебник, летит куда хочет, как хочет, - а вот самолет, нашпигованный пассажирами (пасса-жиром, каким-то пассивным жиром...) стоит и не может взлететь, потому как "Владивосток не принимает"... Почему не принимает? Кто запретил? И неважно, что "и вправду нельзя", что там буря. Я ее не вижу, я не могу сам испугаться этой бури, повернуть назад - но сам! - а не потому, что какие-то дяди порешили "не принимать". Да уж, теперь-то мы можем ощутить вживе всю привлекательность магии. Магия и Власть - синонимы. Власть как Превосходство, как Личное Превосходство над Миром и Стихиями - вот что такое магия, и вот чего не может дать самая крутая техника. Ну, разве что погонять на мотоцикле ночью по пустой трассе... что-то такое почувствовать... ну и все. Но и этого мало. Технические приемы проникли даже в политику - и превратили ее из опасной (но и волнующей) игры в скучное занятие. (Для сравнения: что-то вроде секса "без всякого удовольствия"...) Современные властители мира - какие-то невыразительные типы, лишенные даже тени обаяния, пусть даже темного обаяния злодейства... Кабинетные политики, невнятные "эксперты", унылые финансовые воротилы, лишенные даже гобсековского величия... Билли Гейтс и Жора Сорос на этом фоне представляются все-таки Чем-То... Но, боже мой, какой скукой веет от старейшей человеческой игры - политики! Это касается и современной войны. В наши дни война лишилась единственного морального оправдания, которое у нее еще оставалось: когда-то на войне личное мужество, честь, достоинство были реальными силами, с которыми приходилось считаться. В наши дни (отнюдь не став менее жестокой и кровавой) война окончательно превратилась в "дело техники" и "дело денег". Чеченская кампания, выигранная "свободолюбивым народом" просто за деньги (взятки военным, выплаты журналистам etc.), и образцово-показательные бомбардировки Ирака (с самого начала задуманные как телешоу) хорошо демонстрируют эту сторону дела. Странно, что на боеголовки крылатых ракет еще не лепят рекламу "Олвейс" ("...с крылышками!"), но вскорости придется делать и это, потому как вести войну без спонсоров-рекламодателей налогоплательщикам покажется слишком накладным. Собственно, Война и Мир - некогда понятия противоположные по значению - превратились в разновидности Работы: "мирный труд" и "военный труд". И разница между ними... ну, есть, наверное, но не принципиальная. Гадко? Гадко. И что самое ужасное - это отнюдь не сами люди "так опустились". Это такие обстоятельства. Главный секрет современного мира как раз в том и состоит, что нами управляют отнюдь не Первые Лица Государств, - но, увы, и не Тайные Ордена, но и не Сионские Мудрецы, и даже не капризы Природы (все-таки не так обидно) - а ОБСТОЯТЕЛЬСТВА. Рынок, Техника, Политика - все эти абстракции, безличные "процессы", эти слепые и безжалостные из-за своей слепоты Мойры нашего мира. Нами управляет даже не Сатана, как надеются некоторые оптимисты. Нам не дано даже последнее утешение - представить себе эти абстракции в виде могучих и злобных существ и покориться им. Мы не можем даже сдаться на их милость. Сдаваться-то некому. Нами правит "ничто". Вот что обидно. Современный мир в этом смысле оскорбляет воображение: в нем не осталось ничего, вызывающего уважение и трепет. Даже звездное небо над нами, от величия коего даже черствый Кант трепетал - и то подвело. Мы-то теперь знаем, что Космос - не хитроумное и совершенное устройство, достойное хотя бы простодушного любования, а просто-напросто агромадная дурная дыра, кое-где заполненная пылью и какими-то там "разрежонными газами", наверняка ведь вонючими... И эти вот вспученные клубы межгалактической вони в миллиарды раз превышают по размеру наше зачуханное "солнышко", не говоря уже о Земле! Чего же еще тогда ожидать от ТАКОГО мира?! Вот теперь понятно, что все очарование Средиземья в том и состоит, что там такого не бывает. Жители Средиземья свободны от власти анонимных сил. Если что-то случилось (хорошее или плохое), значит, это кто-то сделал. Зло и несчастье - равно как и добро и благо - всегда результат чьих-то деяний. Все обозначенные нами выше приметы Волшебного Мира (вплоть до геоцентризма) сводятся, по существу, к этому - да и нужно-то это все только за сим. Еще раз: Средиземье - вовсе не "царство свободы". В нем имеет место самое дикое насилие. Но это все-таки насилие одних существ над другими, кого-то лично над кем-то конкретно. Неудивительно, что в Средиземье главной ценностью являются не деньги или иные "сокровища тленные" (хотя злых и алчных господ там навалом), а Власть, Слава и Личное Превосходство. Это только здесь, у нас все это выглядит смешно. Там эти ценности действительно чего-то стоят. (Заметим, что в Средиземье к этим вожделенным вещам в равной мере стремятся и герои, и злодеи: в чем-чем, но уж в этом они вполне единодушны.) Все это, конечно, не значит, что действия средиземцев всегда преисполнены добра - или хотя бы смысла. Их дела могут быть дурными, недостойными, мелкими, противными, - но это ИХ дела, а не рефлекторные реакции на ОБСТОЯТЕЛЬСТВА. Первый законченный текст в стиле фэнтези сочинил отнюдь не JRRT, а ортодоксальный продолжатель жюль-верновской линии Уэллс. У него есть маленький и очень изящный рассказ про Дверь в Стене. Позволю себе вкратце напомнить: маленький мальчик случайно проходит через магическую Дверь, возникшую в глухой стене, и попадает в волшебный сад. Обитатели сада не могут оставить его у себя, но приглашают зайти еще раз. На следующий день он снова видит Дверь - но он куда-то торопится и проходит мимо, и дверь исчезает. Дальше мальчик растет, вырастает "большим", женится, становится папашей, потом - бодреньким английским дедушкой. Несколько раз на протяжении жизни он видит Дверь в Стене, но каждый раз совершенно объективные ОБСТОЯТЕЛЬСТВА не позволяют ему войти: дела, обязанности, чувство долга, etc, etc... Но при этом он помнит о магическом саде, мечтает о нем и ждет, ждет, ждет, когда он, наконец, сможет... посмеет... получит моральное право... Наконец, глубоким старцем, у которого не осталось ни дел, ни забот, ни врагов, ни друзей и любимых, одинокий и никому не нужный, он случайно проходит мимо той самой стены, опять видит магическую Дверь, все-таки открывает ее, входит... и падает в черную яму. Это была не та дверь: просто накануне в стене сделали проход, ведущий в угольный погреб, на дне которого он и отдает концы. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА так и не отпускают его. Средиземье довольно часто считают своего рода "стилизацией под Средневековье". Это, однако, не означает, что оно ipso facto изображает именно прошлое. Возможно, это будущее. Магический Мир часто противопоставляют миру техническому - но и это может оказаться не совсем верным. Возможно, для того, чтобы подчинить себе нашу технику, понадобится магия. Возможно, для того, чтобы обуздать анонимные силы, нужны волшебные герои. Возможно, новый феодализм - единственная альтернатива подступающей "тоталитарной анархии". Возможно, справиться с рыночными и техническими мойрами могут только настоящие Мойры. Возможно... на то нам и дано воображение, чтобы представлять невозможное возможным, всего лишь возможным, хотя бы только возможным... может быть, затем, чтобы тихой сапой, на цыпочках, подобраться к действительности.
полная версия страницы